Сасовская национально-культурная автономия татар

В нашем доме в Самарканде часто гостили иногородние родственники и знакомые, проживали по-разному, и по неделе, и больше, иногда по нескольку месяцев. Приезжали наши кокандские родственники, двоюродные сестры отца, Чекаевы Майнур и Халима с мужем. Также часто приезжали гости из Бастаново, Марюш-татай и другие. Жили подолгу, для отца было большое удовольствие принимать их у себя. В эти дни у нас собирались проживавшие в Самарканде родственники и односельчане. В те годы это считалось обычным делом, не как сейчас.

Помню, в детстве в нашем доме постоянно жили какие-нибудь гости. А когда гости, значит — застолья, короче: веселая жизнь. Отец всегда был в центре внимания, душой компании. Много и вкусно ели, это заслуга мамы. Нормально пили, много пели песен, преимущественно татарские.

У нас была большая коллекция татарских граммофонных пластинок, в то время это была единственная возможность услышать, если не считать живые концерты, исполнителей народных песен (из Казани), и потанцевать. Отец очень любил танцевать и делал это великолепно Кто бывал в нашем доме, это, конечно, Байбековы, Симашевы, Сименеевы, Девликамовы, Клеблеевы. Отец был искренне рад появлению у себя в доме любого односельчанина. А когда приезжал из Ташкента Клеблеев дядя Шаид, то отец был «на седьмом небе».

Вместе они пели старинные татарские песни, одной из самых любимых у отца была «Иски Кара урман». У дяди Шаида был необыкновенно сильный оперный голос, когда он пел, то звенели стекла в окнах. В молодости он поступал в Казанскую консерваторию, но дальнейшая его карьера сложилась несколько иначе — он стал заместителем Министра связи УзССР.

В характере отца полностью отсутствовали меркантильность, стремление к накопительству, зажиточной и благоустроенной жизни. Будучи настоящим коммунистом, он продолжал считать себя сыном батрака. У него не было желания, как у многих его коллег, построить дом, купить личную автомашину и приличную мебель.

О том, чтобы получать какое-либо материальное вознаграждение от своих аспирантов или студентов, даже не было речи. Наоборот, он постоянно оказывал помощь нуждающимся, в том числе и своим аспирантам. Я хорошо помню, как одна из его аспиранток Негматова Мунира постоянно уходила от нас с продуктами. Отец никогда не проходил мимо нищих — это были в то время реально нуждающиеся люди, не те попрошайки, которыми сейчас полон Самарканд. Городская молва также приводила в наш дом настоящих мошенников и проходимцев, якобы отставших от поезда или нуждающихся в лечении. Отец и их не оставлял своим вниманием, давал деньги на билет или лечение. Помню, как на железнодорожном вокзале он вложил в руку слепому баянисту-татарину сторублевую купюру, по тем временам очень большие деньги. Нащупав сотенную купюру, баянист начал благодарить отца, быстро спрятал деньги и убежал, постукивая своей клюшкой, боясь быть ограбленным. Щедрость отца не знала границ. Когда мы выезжали на отдых в Бастаново, отец, как правило, пытался отблагодарить тех старожилов, которые в прошлом, в голодные годы, помогали семье отца выжить. Для этого, с особо гордыми односельчанами, отец затевал заранее проигрышные споры на деньги. В своем родном селе отец вел себя как «щедрый барин». Среди односельчан он пользовался большим авторитетом и уважением, им гордились, как видным ученым-земляком. Когда, летом 2006 года, мы с родственником Байбековым Вильданом выезжали из Москвы в Бастаново, он закупил в гипермаркете «Метро» целую тележку «гостинцев». Я поинтересовался у него, не много ли, на что он ответил, мол, мы не должны терять «свою марку» и нам подобает вести себя в Бастаново, как вели себя наши отцы в 50-е годы.
И действительно, приезжая в Бастаново, отец покупал мясо целого жеребенка. В то время действовали, воистину, драконовские хрущевские законы, запрещающие иметь на селе в одном хозяйстве более одной лошади. Эти ограничения объяснялись тем, что власти не хотели, чтобы народ богател, все должны были быть одинаково бедными. Так вот, отец также покупал пару оцинкованных бачков для кипячения белья, куда складывали, вперемешку с солью, мясо жеребенка и в течение всего отпуска хранили его в прохладном погребе. Надо быть настоящим татарином, чтобы оценить необыкновенный вкус жаренного, тушенного или варенного лошадиного мяса.

Останавливаясь в доме Давляй-бабая и Марюш-татай, отец в полной мере мог проявить свой хлебосольный характер. А останавливался он в этом доме потому, что его дом в 20-е годы располагался прямо напротив дома Давляй-бабая.
Уверен, что отец, находясь на отдыхе в Бастанове, получал самое большое удовольствие. К сожалению, не помню, как мы ходили в лес за грибами, но хорошо помню, как мы собирали лесные орехи лещины. Как отец любил купаться на Цне, переплывая ее по нескольку раз. И каждый раз мы боялись, что во время заплыва у него может начаться приступ, как следствие фронтовой контузии головного мозга. В Бастаново отец «сорил» деньгами, получал он по тем временам довольно большую зарплату. До денежной реформы 1961 года, его зарплата в месяц составляла 7500 рублей — это соразмерно стоимости одной автомашины. Выезжая на два месяца в Бастаново, отец брал с собой 14000 рублей отпускных. К деньгам мама относилась довольно безалаберно, по необходимости, брала их из сумки, затем бросала ее на пол, задвигая ногой под кровать. И жить в этом доме было неудобно, по ночам кусали клопы, а по утрам простыни были в красных пятнах. В доме было довольно неопрятно. В те годы в селе проживало много наших родственников в небогатых, но чистых, ухоженных и приспособленных для жилья домах. Каждый из них желал бы иметь у себя в гостях таких, не считающих денег родственников. Но, переубедить отца, жить в другом месте было невозможно.
В Бастаново мы приезжали на поезде, выходя на ст. Сасово, расположенной в 7 км от села. В 50-е годы нас встречали родичи на лошади, запряженной в телегу, а позже в 60-е, на своем мотоцикле с коляской «Урал», казах Ибрагим, муж отцовской родственницы Фатымы, или одноногий Канеев Амин, по кличке «Каной», муж маминой двоюродной сестры Нурии, на своем «Запорожце». Весь их род на селе дразнили «Каной алашасы («лошадь» на бастановском диалекте) вороной». В те годы, по-моему, это была единственная личная автомашина в Бастанове. Мне же больше всего нравилось ездить на гужевом транспорте, до сих пор помню аромат сухого сена, расстеленного по всей телеге, и мы на ней со своими чемоданами.
Больше всего я любил проводить время на речке Лея, летом она была мелководна, по колено взрослому человеку, или чуть выше. В этой желтоватого цвета воде я ловил маленьких рыбок. Хорошо помню множество пешеходных мостков через Лею, представлявших собой перекинутые бревна с примитивными деревянными перилами. Лея протекала через все село и в 4-х км от Бастанова, в районе Ново-Амесьево, напротив с. Глядково, впадала в р. Цну.

Не помню, была ли баня (мунча) у Давляй-бабая, но почти у всех жителей бани располагались за огородами. Бани в Бастановt представляли собой деревянные срубы, состоящие из двух камер — собственно парилки и предбанника. У татар бани строились в первую очередь: в них, иногда, приходилось зимовать, если не успели построить дом. Из детских воспоминаний мне хорошо запомнилось мытье в бане, где-то в 1952 году, когда мне было не больше трех-четырех лет. Мама искупала меня, и выпустила наружу, и тут произошло то, что глубоко врезалось в мою память. На меня напал здоровенный, как мне тогда показалось, гусак, решивший, что я представляю опасность для его гусынь. Он был выше меня ростом с огромным желтым клювом и злыми глазами. Вытянув вдоль земли свою длинную шею, он, громко шипя, наступал, а я, истошно вопя, отступал. Наконец, он вцепился в меня в области живота, защемив кожу. Было очень больно, и я, в свою очередь, схватив его двумя руками за шею, стал крутить ее и душить своего обидчика. Он отпустил меня и, если бы не мама, выскочившая из бани, не знаю, кто бы из нас победил. Это мое самое яркое воспоминание о Бастанове тех лет.

Еще одно приятное воспоминание о родном селе — это казы. За всю свою жизнь мне не приходилось, есть чего-либо вкуснее бастановского казы цвета рубина с янтарным жиром! И было с чем его сравнивать, — с узбекским или казахским, которые едят после термической обработки в плове или в шурпе, не как наше — коптившееся с октября по февраль в бане (по-черному). Не знаю, делают ли его сейчас, но тогда, в 50-е – 60-е нам, как и моей теще Канеевой Саре Ахмедовне, по кличке «Гутморген», постоянно присылали казы из Бастанова.

---

<< К разделу "Рассказы из жизни"