Вместе с крымскотатарским народом
Рассказ Рустама Аминовича Канеева (1951 г.р., Roustam Kaneev, проживает в г.Нью-Йорк, США). В редакции составителей сайта. Оригинал — в группе «Бастаново» в социальной сети «Одноклассники».
Много жителей с.Бастаново в тяжелые годины переезжали в другие места, в поисках лучшей доли, в том числе их оказалось много и в Крымy, и многих носителей бастановских, а также азеевских фамилий можно было увидеть там — это Канеевы, Клеблеевы, Девлекановы, Ерзины, Енилеевы, Чикаевы, Сакаевы, Табеевы, Тынчеровы, Мамины и др. Это были предприимчивые люди, их уровень жизни часто был выше окружавших их соседей, и неудивительно, что они нередко оказывались и в руководящих органах Крыма. Как и все советские люди, участвовали во Второй мировой и Великой отечественной войне, и их же, как всех крымских татар, подвергли депортации. Когда мой дядя Абдурашид Канеев вернулся в ноябре 1945 г. домой, он обнаружил в своем доме соседей-караимов (семью дяди Сени, и, переехав в Крым, в г.Симферополь, я тоже познакомился с ними, они были замечательные, гостеприимные, добродушные люди), которые рассказали, что случилось с крымскотатарским народом и его семьей в частности. Дядя был в шоке, он не знал что делать, пошел в военкомат, где увидел своего одноклассника, работника военкомата, который посоветовал ему уехать в Ташкент и искать семью в Узбекистане, иначе с ним случится то, что случилось с другими вернувшимися с войны крымскими татарами, которых либо сразу расстреливали или, отняв награды и дав сроки, отправляли в ГУЛАГ.
Много бастановцев и их потомков в высылке оказались в селах Самаркандской области; мои родители попали в село Джамбай в 20 километрах от Самарканда. Чтобы депортированным попасть в Самарканд, нужно было получить специальное разрешение, которое давали не каждому, и однажды мой отец на свой страх и риск поехал в Самарканд в поисках работы. Целый день он ходил по заводам и фабрикам, но работы не нашел, к вечеру решил вернуться домой, сел на т.н. «кукушку» — подобие трамвая того времени — и попался на глаза патрулю. Отца арестовали и привели к одному большом начальнику в НКВД. Наконец, отца завели к нему, тот человек посмотрел на отца расспросил его о цели визита в Самарканд, удивился, почему он депортированный, потом по-татарски сказал ему: «Улым, мусадасис башка кая да барма, яхшымы». Выписал ему разрешение на переезд семьи в Самарканд и записку к директору завода «Кинап» Карпову с просьбой устроить на работу. Покидая кабинет большого начальника, отец решил глянуть, у кого же он был, и, посмотрев на наружную сторону двери, папа ахнул: это был начальник НКВД Сиабского района города Самарканда тоже по фамилии Канеев. Теперь отец понял, почему его не били и были с ним вежливы. Устроившись на завод «Кинап» (Киноаппаратура) электриком, отец также устроил туда своих братьев Закера и Абдурашида с супругой Сафурой, Рахима Тынчерова — мужа своей сестры Сажиды, а уже они в дальнейшем по устраивали многих других крымских татар, остро нуждавшихся в работе. Особенно много людей помог устроить Рахим Тынчеров, ведь он работал там секретарем директора завода «Кинап» Карпова, писал для него речи, выступления, статьи, был нужным и незаменим работником. Кроме того, Рахим Тынчеров правил многим видным людям в Самарканде докторские и кандидатские диссертации, к примеру, ректорy Самаркандского университета Абдуллаевy, будущим профессорам Садриеву и Бадалову. Это были умные и неординарные личности, но их единственным минусом было недостаточное знание русского языка. Вот этот недостаток и возмещал им Рахим Тынчеров. Кроме того, Рахим Тынчеров является видным крымскотатарским писателем тем самым Раимом Тынчеровым, описавшим жизнь крымских татар после депортации в городе Самарканде. B Cамарканде проживали также другие и тоже депортированные Канеевы из Крыма, один из них — художник Решат (Рашид) Канеев, который специализировался на том, что писал портреты Сталина, а мой дядя Абдурашид Канеев делал к ним рамы и они удачно эти портреты сбывали в советские учреждения и особенно в колхозы и совхозы Самаркандской области. Но вот поделить заработанное получалось не всегда: Абдурашид требовал 50%, а Решат соглашался только на 25% и каждый, доказывая, что его доля работы важна, шли к моему отцу (Амину Канееву) как третейскому судье, и папино решение для обоих было авторитетно, с которым они соглашались. Однажды Решат-ага подготовил 3 портрета Сталина, но до сдачи работ еще было 3 дня и он пририсовал Сталину рожки и оставил с рожками до последнего дня. В последний день закрасил рожки, вставил в рамки и отвез в назначенные колхозы. Прошло полгода. Однажды Канеев Решат-ага в поисках, какой-то нужной краски, прибыл на знаменитую самаркандскую толкучку, где можно было найти всё, что угодно, и вдруг там он встретил заведующего ленинской комнатой того колхоза, куда сбывал портреты Сталина. Они, как старые друзья обнялись и поприветствовали друг друга, поговорили о том, о сём и вдруг зав. ленкомнатой по секрету сообщает: «Теперь я знаю, что Сталин это дьявол, недаром он с Гитлером до войны дружил». На вопрос, как же ты узнал, что он дьявол, заведующий заявил: «Вот если на его портрет, который весит над входом в правление, посмотреть сбоку, то можно увидеть у него рога, ну, настоящий дьявол». Решат-ага где-то в 1970-71-х годах рассказывал мне: «У меня волосы дыбом встали и на следующий день, прихватив необходимые краски, выехал в тот злополучный колхоз, приехав в правление, сразу заметил, белая краска проступает и при боковом освещении видны рожки. Подставив стул, я быстро замазал дьявольские атрибуты, так что и никто ничего не заметил. Простым советским людям было не до сталинских портретов, никто особого внимания и не обращал на этот портрет, просто проходили мимо». В другом колхозе, куда попали два других портрета с рожками была подобная ситуация, портреты висели в ленинской комнате и в актовом зале, особо на эти портреты ни кто внимания не обращал и подправить портреты не составило особого труда. Радостный, что без осложнений решил все проблемы, он вернулся к вечеру домой.
У Решат-ага был брат Герай-ага, вначале он жил по соседству, но затем переехал в другое место в Самарканде. Когда он жил рядом, отец брал меня с собой и мы посещали его, Герай-ага брал меня и сажал себе на пузо и я (наверное, мне было тогда 3-4 года) катался у него на пузе. Прошло много лет, я уже учился в институте, на курсе 3-4-м, и как-то раз, я в Старом городе останавливаю такси, сажусь и называю адрес: «Ахунбабаева, 53». Услышав знакомый адрес, таксист спрашивает меня: «Сен Закернын оглусинми?» Я отвечаю: «Ёк, Аминнын оглуман». Это был Герай-ага, он работал таксистом. Расспросил меня подробно обо всех, передал всем приветы, подвез меня прямо до дома и мы расстались. Прошла неделя, а, может, и другая, Герай-ага пришел к нам, увидев меня, сказал мне: «Рустем, менде эки кызым бар — быр йтым сув-истийсинми таныштраим сени ве Наилни?» Я ответил : «Эбет, эбет истимиз». Он пригласил отца, мать и нас с братом Наилем на определенный день, мы с Наилем ждали этот день, готовились, очень хотели видеть и познакомиться с его дочерьми, которые были, как «бир йтым сув». За день до этого дня, я вижу двоюродного брата, он предлагает в этот день пойти в парк попить пива, развеяться. Я ему говорю: «не могу, нас Герай-ага пригласил, будем знакомиться с дочерьми». Брат мне в ответ: «ты что, с ума сошел, я его дочерей видел, толстые, мордастые, пойдешь —потом родители начнут давить, женись, женись, зачем тебе с Наилем это нужно?» Я поверил брату и мы решили с Наилем, что не пойдем знакомиться. Папа умолял, упрашивал, уговаривал нас, но мы наотрез отказались. Таким глупым, безответственным образом я испортил отношения между отцом и Герай-ага.
Крым, средние века
Очень поздно начал интересоваться историей семьи Ахмеджана Канеева — моего деда по отцовской линии. Он родился в селе Бастаново Елатомского уезда Тамбовской губернии еще Российской империи и был очень решительным человеком, раз решил переехать в 1911 году в Крым, с женой Гульсум (моей бабушкой) и двумя дочерьми — Сажидой 1906 года рождения и Сафиёй 1910 года рождения. А через год, в 1912 г. у него рождается сын Закер, в 1918 году — еще один сын Хамид, затем в 1921 году — сын Абдурашид, в 1924 году родился мой отец Амин, в 1927 году — дочь Фавзия, в 1930 году — дочь Марзия. Мой дед, как настоящий татарин, хорошо разбирался в лошадях, в 40 километрах от Акмечети (Симферополь), в Буюконларе организовал ферму, где разводил породистых лошадей, был у него и свой бостан с арбузами, а как же бастановец без бостана, быть того не может, по крайней мере в то время. У деда был друг, почти тезка — бостанжи Амет-акай, но он не был выходцем из Бастанова, я с ним познакомился у Сажиды-абыстай в 1971 году, когда он гостил у нее. Очень жалею, что не расспросил его про деда, он рассказывал, как мой отец приезжал с друзьями на велосипеде и на вопрос его супруги «Ашамага истийсизми?» отвечал: «Ёк, биз токмыз». А Амет-акай говорил: «Олар казанскийлер, оларга сорамаип бер, олар ачмиз бир сефер демезлер». У деда в Акмечети (Симферополе) была еще своя транспортная компания, в которой были фаэтоны, тарантасы, которые развозили людей и грузы, на него работали десятки кучеров (по нынешнему: такси-компания с наемными шоферами). С установлением Советской власти всё это добро отобрали, дед остался не с чем. В 1919 году дед подбирает на улице раненного человека, кстати, тоже бастановца, привозит его домой и просит свою супругу Гульсум накормить, напоить и выходить его; та так и делает, через какое-то время, этому человеку становится лучше, он целый день кушает, пьет, сидит на солнышке. Бабушка Гульсум жалуется деду: бездельник, ничем не помогает, хоть бы за коровами прибирал бы, а дед запрещает ей делать замечание гостю или требовать с него какую-то работу. И вот приходит день, и гость, поблагодарив хозяев, за гостеприимство, покидает дом. Дед умирает 31 мая 1933 года, в возрасте 47 лет, оставив после себя супругу с восемью детьми и потеряв все имущество. В 1936 году начинают составлять списки богатых людей, подлежащих выселению, и в эти списки вносят и Канеевых. Узнав об этом, моя бабушка берет в руки палку и идет выяснять, как это семья без кормильца с восемью детьми попала в эти списки. Придя туда, где эти списки были составлены, она была поражена, узнав в главном из составителей своего бывшего постояльца, которого она раненого, кормила, поила и выхаживала аж полгода, и, увидев его, она с криками и проклятиями накинулась с палкой на него. Он же, сразу узнав её, начал извиняться, заявил, что произошла ошибка и тут же вычеркнул Канеевых из списка на выселение. Таким образом, бабушка спасла семью от страшных потрясений, которым подвергались выселяемые семьи. У деда было четверо сыновей и четверо дочерей. Закер, старший сын перед войной, как нужный специалист получил бронь от войны… Второй сын — Хамид — был призван в армию, прошел всю Финскую войну, а когда началась Великая отечественная, его часть попала в окружение, и они начали выходить из окружения, он был за рулем грузового автомобиля, многие одиночки успешно вышли из окружения, он же не смог, т.к. попал под бомбежку. Об этом впоследствии рассказал один из вышедших из окружения сослуживцев. Третий сын — Абдурашид — Великую Отечественную войну провел с первого до последнего дня: освобождал Румынию, Венгрию, участвовал в Балатонской операции, освобождал Югославию, рассказывал, как хорошо, душевно, с любовью их встретили Белграде. Помню еще одну историю, которую он рассказывал: однажды, после боя им поручили зачистить территорию, т.е. перестрелять всех раненых и вдруг из-за кустов выскакивает двое перепуганных румынских солдат, дядя Абдурашид вскидывает автомат, но вдруг слышит: «Ай эжелимиз келди» (вот и конец пришел). Дядя спрашивает: «я, сиз татарсизми?» (вы, что татары?). Они ответили: «татармиз, татармиз, руман татаримиз» (татары, татары мы , румынские татары), «еллыны адаштырдых» (дорогу перепутали). Дядя указал им, в какую лучше сторону бежать. Нарвись они на другого, застрелили бы не задумываясь. Вот такие встречи тоже случались.
Четвертый сын, мой отец — Амин, 1924 года рождения — по возрасту в армию не попал. После освобождения Крыма, в апреле 1944 г., был сделан призыв в Трудовую армию, собрали всю подросшую молодежь, отправили восстанавливать страну, где, как известно, много людей умирало от болезней и непосильного труда. 90% людей тогда не вернулись из такой «армии», а вернувшиеся были изувечены болезнями и долго протянуть были не в состоянии, и через год-два практически никого не осталось. Мамин двоюродный брат Рефат и дядя Халил вернулись с открытой формой туберкулеза, и в течении 1,5 лет оба скончались. Остальные крымскотатарское население — стариков, женщин и детей вывезли в Среднюю Азию, где почти 50% людей погибло. Отца тоже призвали в Трудовую армию, правда, он еще не знал, что это не боевая Красная Армия, он рвался на фронт, ведь два его старших брата уже воевали. Но на вокзале, где они ждали с утра поезд, соседский парень, руководивший сборами, попросил отца сходить к нему домой и отнести какие-то вещи, сказав ему, что поезда еще четыре часа не будет. Вернувшись, отец уже никого не застал. На следующий же день отец пришел в военкомат, где ему предложили ждать следующего вызова. Следующим уже была депортация. Отец подозревал, что сосед, зная, куда отправляется этот поезд, просто пожалел и спас его от верной гибели. В 1979 году мы с отцом пытались разыскать этого человека, мы нашли этот двор, но там уже были новые жильцы и этого человека никто не помнил.
Рустам Канеев, Нью-Йорк, 8 мая 2015 г.
Примечания.
1) 2 первых рисунка на данной странице заимствованы с Интернет-страницы «Депортация крымских татар…» .
Конечные URL оригиналов рисунков: http://magmens.com/uploads/posts/2014-05/1400231599_0.jpg и http://magmens.com/uploads/posts/2014-05/1400231631_1.1.jpg.
2) Еще один из рисунок взят с сайта «Крым. Депортация«.
Конечный URL оригинала рисунка: http://diletant.media/upload/medialibrary/376/3767789b5aa2867a70eafe31deef139e.jpg
<< К разделу "Рассказы из жизни"